Когда-то давно в какой-то из областных газет один из корифеев «быстрого слова» Виктор Кудинов на мой юбилей написал панегирик под заголовком «Капитан журналистики». В большей степени автор имел в виду воинское звание. Заметка не сохранилась, но осталось в памяти название. И вот настал черед «отомстить» Виктору – истинному генералу журналистики.
К сожалению, делается это с опозданием, когда он уже не сможет прочесть написанное ниже, но пусть это будет поводом для коллег, всех читающих эти строки воскресить в памяти столь незаурядного человека. Представлен здесь Виктор Семенович в «веселых» ситуациях и с налётом иронии, но, согласитесь, в подобном жанре герой повествования видится более рельефно. Так что уж извини, Виктор…
КТО ОН ТАКОЙ?
Он сродни ходячему сюжету — помнит не только массу случаев из жизни, но и имена, фамилии участников. Сам бы мог лучше кого угодно их описать, ибо слывет одним из корифеев отечественной журналистики, но к своим возрастным двум семеркам пришел к выводу: лучше мозги держать в форме с помощью массажера, чем сушить их перед листом бумаги. Так что приходится отдуваться нам во имя спасения его пробасенок для будущих отпрысков.
Еще немного, и наш Витя, который Кудинов, не явился бы вообще на этот свет. Матушка, Агафья Кузьминична, жена лихого кавалериста из армии Махно, а потом и не менее легендарного Пархоменко, решила, что под сорок лет в четвёртый раз рожать поздно и надо избавиться от эмбриона. Да и смутные времена тридцать седьмого года наступали. Но абортов в глубинке Запорожской области тогда никто не делал. И она прибегла к народному методу: чтобы избавиться от плода, стала прыгать… со шкафа. Однако зародыш оказался привередливым — никак не хотел покидать уютное свое жилище. В итоге все-таки появился на свет божий семимесячный комочек весом кило восемьсот.
И вырос — тоже от горшка два вершка. Шкетом и в школу пошел. Учиться мозгов не хватало, но из класса в класс переводили, чтобы среднестатистическую отчетность по успеваемости не портить. Так что тогда уже Витя Кудинов имел статус, определяющий уровень общего образования всего Эс-Се-Се-Эра.
А с пятого класса парня словно подменили: он резко подтянулся по всем предметам. Особенно преуспел в украинском языке. Современный молодой читатель будет удивлен, узнав подноготную такой метаморфозы.
Брат Вити, живший в Прибалтике, прислал домой чудо тогдашней техники — детекторный радиоприемник. Однажды Виктор попал на волну, по которой человеческий голос вещал обязательные для публикации в местной печати тексты. Диктор говорил медленно, членораздельно, указывал, где какие знаки препинания ставить. Витя не пропускал ни одну такую передачу, даже добросовестно записывал их, и до такой степени освоил правописание, родную речь, что учителя были шокированы.
«Я в рабочие пойду, пусть меня научат» — последовал этому популярному девизу после школы и Виктор Кудинов. Освоил специальность токаря и, согласно своему возрасту и окрепшему здоровью, загремел в армию, и ни куда-нибудь, а в морфлот. На Балтику. На материке осталась любимая девушка, которая вскоре призналась: мол, ждать четыре года — риск остаться «в девках», не востребованной, будет выходить замуж. Удар ниже пояса. Витя знал, что на флоте были случаи самоубийства по этой причине, но он стреляться не стал. О чем и сейчас, будучи дважды отцом и также дважды дедушкой, ничуть ни жалеет.
…Тот братов радиоприемник надоумил Витю Кудинова также на написание заметок в газеты, потом даже стихов. Да, стихов. И нынче, имея за плечами длительный рабочий стаж, факультет журналистики Киевского госуниверситета, ВПШ (Высшую Партийную Школу) и продолжительное профессиональное занятие писаниной, он никому не признается в такой своей слабости, как поиск образов, ямбов, хореев и амфибрахий, ритма и рифмы – то бишь любви к поэзии. А ведь недурно получалось, судя даже по строчкам, посвященным вечерней школе, где училась будущая супруга Вера:
Ушел куда-то день
дорогами далекими,
Поселок погрузился в тишину…
А школа смотрит в ночь
свечащимися окнами,
Лучами света рассекая тьму.
А какое чувство юмора он проявил, когда откликнулся на всенародное движение за экономию во всем и вся! В данном случае посчитал, что на украинском языке будет звучать более сочно:
Про економію твердив
дві години- вразив!
А з наради від’їздив
він додому МАЗом.
МАСКАРАД
Прибывающих на сессию студентов-заочников факультета журналистики Киевского госуниверситета, как правило, расселяли в большой комнате, где они спали покатом на полу. По полтора десятка человек. О том, как весело живут студенты, когда их собирают вместе, словно маслят в одну банку, говорить не приходится. Но одна хохма достойна персонального повествования.
После коллективного застолья, насмеявшись до коликов, компания отойти ко сну «совсем уж собралась». Сокурсники недосчитывались только Жени Т., писавшего «очепятки» под псевдонимом Княжинский.
Чтобы не опережать события, происходившие в это время в обществе заочников, скажем о финале.
Женя вернулся в комнату, когда ее освещали только уличные фонари. Понятное дело, он был навеселе. Его встретил у порога Витя Кудинов и доверительно прошептал на ухо:
– К нам забрела полупьяная девица, она вон в том правом углу спит, у стенки. Хочешь поиметь — ложись рядом.
А кто не хочет, если ты еще кровь с молоком, да подогретый вином дешевым? И Женю тоже не надо было уговаривать. К тому же, все равно надо было где-то примоститься. Когда ребята улеглись, в комнате воцарилась мёртвая тишина. И в этой тишине вдруг послышалось:
– Уберите руки…
Вновь наступила тишина. И вновь женский шепот:
– Уберите руки, я вам сказала!
Снова пауза. Но через минуту уже сердитый женско-мужской голос произносит:
– Я сейчас закричу, отстаньте от меня!
В этот момент Витя Кудинов зажигает свет — и все видят картину, описать которую под силу разве что Ильфу и Петрову, вместе взятым. Тут же все подхватились, и в комнате раздался такой хохот — раскатам грома не чета.
Такой финал. А ему предшествовало переодевание Толи Акимова в женское одеяние. Оно и привело к такому пылкому возгоранию.
О КУДИНОВЕ-ПОСТОЯЛЬЦЕ
…лет этак назад поселился Виктор в киевской гостинице «Москва», ныне – «Украина». Когда выписывался, горничная обратила внимание на разбитое стекло на столе.
– Не я, до меня это было, — оправдывался постоялец. Пришлось-таки заплатить.
Года через четыре поселяется в ту же гостиницу и попадает в тот же номер. Когда выписывался, горничная вновь с претензией:
– Стекло разбили, компенсируйте за испорченное имущество.
И тут Кудинова понесло: какие только эпитеты ни пошли вход – и мошенники, и крохоборы, и негодяи…
Компенсировал!
ПАМЯТЬ ПОД РЕНТГЕНОМ
Не очень часто провинциальным «щелкоперам» поручалось освещать значительные исторические события всесоюзного уровня типа съездов партии, сессий Верховного Совета — местные газеты пользовались исключительно официальными сообщениями «с ленты ТАСС» (Телеграфного Агентства Советского Союза). А такая честь — присутствовать на очередной сессии Верховного Совета страны — Виктору Кудинову представилась. Вещдоком этого теперь служат его публикации-отчеты со столь представительного мероприятия, в том числе интервью с будущим Президентом России Борисом Ельциным, не опубликованная по политическим соображениям беседа с «разоблачителем эпохи» Гдляном, а также «Меню» из столовой, где питались народные избранники с ценой за порцию черной икры в 37 копеек…
Это вещдоки. А цепкая память сохранила еще воспоминания о событиях, связанных с посещением Большого театра, Третьяковской галереи и даже Мавзолея, несмотря на то, что в то время усыпальница вождя была закрыта на ремонт.
Особенно запомнился эпизод у рамки, через которую пропускали журналистов во Дворец съездов. Вот проходит через нее Виктор. Она звенит. А рамка была японского происхождения, чувствительная к любому металлическому предмету… Виктор выкладывает из карманов даже мелочь — звенит, зараза. И в зубах еще тогда никакого металла у него не было, а японское чудо-техника — орет. И вдруг Виктор вспоминает…
Когда-то он работал токарем на ЮГОКе (Южном горно-обогатительном комбинате) в Кривом Роге. Однажды требовалось вбить зачем-то в куда-то металлический клин. Взял он бывалое зубило, молоток и стал долбить по металлу. Вдруг от зубила отлетает кусочек металла и вонзается ему в фалангу среднего пальца правой руки. Цеховой врач поколдовал над раной, остановил кровотечение и предложил Виктору больше не проводить на нем эксперимент: дескать, заживет и так, без операции по извлечению инородного тела. Виктор согласился, рана и впрямь зажила быстро, а кусочек металла так и прижился в пальце.
И вот, спустя много лет, благодаря злополучной рамке, Виктор вспомнил о травме. Так, мол, и так, говорит он КГБитсту, у меня в пальце металл, может, в нем причина? КГБист говорит:
– А ну просунь в рамку руку.
Виктор просунул. И (о, чудо!) «японец» заговорил.
Только после этого стражи государственной безопасности пропустили Виктора в зал заседаний.
ЧЕСТЬ УШЛА, А УМ ОСТАЛСЯ
У каждого преподавателя есть арсенал удавок для тех, кого они хотели бы срезать на экзамене. Такая удавка имелась и у преподавателя ВПШ (высшей партийной школы) при ЦК Компартии Украины Ивана Пилипенко. Как потом оказалось, он решил ее использовать и на «непотопляемом» слушателе «вишки» Викторе Кудинове.
А вопрос, по тем меркам, был проще пареной репы. Те, кто мало-мальски интересуется историей, знают крылатое ленинское изречение: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Оно значилось даже в каждом партбилете. Как было не знать!? А вот в каком труде, когда и в связи с чем он произнёс эту фразу? — мало кто ведал. Её-то и взял на вооружение Пилипенко. А на специальности «История партийной печати», которую он читал, лаборантом работал Анатолий Сидоренко. Он был в очень хороших отношениях с Виктором (не на марксистско-ленинской почве, безусловно) и под строжайшим секретом выдал тому эту страшную тайну.
О дальнейшем ходе событий догадаться не трудно: слушатель ВПШ Кудинов нашел нужный том собрания сочинений вождя мирового пролетариата, конкретную работу, крепко проштудировал ее, узнал подноготную написанного. Когда он стал отвечать на поставленный вопрос, у преподавателя брови взлетели. Перед ним сидел достойнейший кандидат на красный диплом. Пилипенко почувствовал себя даже ущемленным в самолюбии: какой-то задрыпаный провинциал знает столько же, как и он.
Развязка наступила во время выпускного бала, когда лаборант и «красный» выпускник, будучи уже под шафе, признались Пилипенко в содеянном. И хотя тот находился в таком же состоянии, гневу его не было предела:
– Какая же у вас честь, какая совесть?! — гремел он. — Вы негодяи, недостойные звания «коммунист».
Но было поздно — поезд ушел.
ДИРЕКТОР — КОЗЕЛ
Образцово-показательный журналист «Днепровской правды» Александр Качамкин выступил в этой газете с очерком «Генерал в солдатских сапогах». Заголовок оказался «в масть» благодаря только такому эпизоду…
Публикация посвящалась известному в то время хозяйственнику, руководителю гиганта черной металлургии — завода «Криворожсталь» — Гурову. Его только назначили, и в первый же день работы он пошел по цехам. На штрипсовом стане в обеденный перерыв подошел к игравшим «на высадку» доминошникам. Подошла очередь взять костяшки в руки и новичку. Когда он отыграл проигранную партию, поднялся, уступив место очередной паре игроков. Но, глянув на часы, сказал:
– Обеденный перерыв, ребята, закончился, надо бы на рабочие места.
Реакция последовала незамедлительная:
– А кто ты такой, козел, чтобы командовать тут?
Гурову ничего не оставалось, как признаться. Доминошники моментально растворились. Дело еще в том, что он «вышел в люди» в рабочей робе, напялив кирзовые солдатские сапоги.
– Если бы не заголовок, может, никто бы и не прочитал статью — сколько их было тогда, проходящих, — резюмировал Виктор.
ТУДА ЕЙ ДОРОГА!
Случилось это в период, когда туалетная бумага еще была в дефиците…
Написал коллега передовую статью — был такой жанр в газетах советского периода. Его еще называли «флагом номера».
Как правило, писали передовицы «левой ногой», так как в них требовалось излагать тему общепринятыми казенными фразами, подкрепляя цитатами классиков марксизма-ленинизма.
«Сварганил» такой «флаг» и сотрудник Криворожской городской газеты «Червоний гірник» Владимир Н-ко. Что-то отвлекало его, и он решил сдать статью рано утром.
Приходит, значит, он на следующий день раненько на работу, а на столе рукописи нет. Перерыл все бумаги — статьи как не бывало. Подумал-подумал автор и вспомнил, что вечером ему приспичило и он мигом помчал в туалет. «Неужели» – мелькнула шальная мысль. Решил проверить, пока не пришла уборщица. Да, в корзине лежала испачканная и помятая бумага с текстом передовицы. Подержал ее в руках автор, еще раз призадумался, бросил обратно бумагу в корзину, произнеся:
– Туда ей дорога, — и пошел писать новую.
ПРИНЦИП
Покупает Витя палочку колбасы. Ему взвешивают…
– С вас гривна сорок, — выносит приговор хозяйка прилавка.
– А почему вы не отрезали, как положено, веревочные завязки на концах? — строго спрашивает знаток торговых правил.
– Давайте обрежу, — без всяких-яких соглашается продавщица, отрезает что положено, и вновь водружает колбасу на весы.
– С вас одна гривна сорок одна копейка, — выносит очередной вердикт послушная продавщица.
– Откуда же еще копейка взялась, если вы сделали обрезание? — недоумевает принципиальный покупатель.
– А я первый раз ошиблась, гляньте-ка на весы.
Вите ничего не оставалось, как проглотить обиду и в который раз убедиться, что принципиальность порою до добра не доводит.
УРОК
Дед Кузьма Назарович Герасименко поговаривал сочным украинским языком:
– Все тобі простить громада: і зайву чарку, і те, що ти стрибнеш у гречку, але ніколи не простить брудних грошей. Зрозуміло?
– А що таке стрибнуть у гречку? — спрашивал Витя.
– Підростеш — поймеш, — отвечал дед.
Подрос Витя до Виктора — понял. И полюбил это дело…
ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ
Кучка сельских жителей собралась под грушей, анекдоты травят. Присоединяется к компании и дед Кузьма. Улучив момент, говорит:
– А этот наш Хрущев, который Никита Сергеевич, — дрянь человек. И власть узурпировал, и кукурузой землю изгадил. Моя бы воля — задушил бы его…
Односельчане смотрят на деда с испугом, думают: не рехнулся ли дед — такие вещи говорить на главу государства? Никаких комментариев не последовало, дара речи лишились земляки. Тогда дед Кузьма подтверждает сказанное:
– Задушил бы — однозначно!..
Выяснилось, что оратор только что прослушал сообщение радио о снятии Хрущева с должности. Вот такой «смелый» был дед Кузьма.
ПОЗДРАВЛЕНИЕ… С ТОГО СВЕТА
Поздравить с юбилеем вышестоящее лицо – дело хлопотное, деликатное и весьма ответственное. А тут речь шла о работнике аппарата ЦК КПСС. Подготовить «болванку» поздравительного текста первый секретарь обкома партии Виктор Григорьевич Бойко поручил инструктору Александру Ивановичу Даниленко (по этическим соображениям фамилия изменена). При этом ставилась задача сделать это как можно быстрее, чтобы «правительственная» телеграмма поступила имениннику в числе первых – что немаловажно.
Александр Иванович, уединившись в кабинете, приступил к написанию текста. Когда раза три его переписал, удовлетворенный, явился на глаза кормчего области. Тот почитал-почитал и сделал заключение:
– Сухо! Теплее, теплее надо написать.
Александр Иванович в расстроенных чувствах вернулся к себе и начал вспоминать самые приятные в таких случаях слова – и «дорогой», и «глубокоуважаемый», и «от всего сердца», и «от души» и т.п. – по трафарету. Казалось, лучше уже не скажешь. Переписав очередной вариант приветствия, инструктор вновь явился на ясные очи «первого». Пробежав текст, Виктор Григорьевич остался недоволен:
– Я же просил теплее, теплее написать! Или ты уже нюх к слову потерял? Даю десять минут…
Александр Иванович вышел из кабинета в расстроенных чувствах. Вернувшись к себе, остановил взгляд на подшивках газет. Он стал судорожно листать газету «Известия», где нашел несколько поздравительных телеграмм выдающимся государственным и партийным деятелям. Но все они были слишком официозными, стандартными, еще хуже тех, что сочинял он. И тут попался ему на глаза некролог «группы товарищей» в связи с кончиной маршала Баграмяна. «Стоп!» – сказал себе Александр Иванович и стал читать. До чего же трогательные обороты речи находили авторы, как высоко ценили они вклад покойного в укрепление обороноспособности Родины! Самые теплые слова Александр Иванович вписал в свой текст. Затем он нашел еще один некролог «группы товарищей» – в связи с кончиной композитора Арама Хачатуряна. И оттуда взял наиболее подходящие, вышибающие слезу слова.
Переписав поздравление на чистовик, Александр Иванович пошел к шефу. Тот начал читать. При этом лицо его постепенно прояснялось, добрело. Наконец, он произнес:
– Вот это что надо! И тепло, и искренне! Ведь можешь, если захочешь, сукин сын. Посылай телеграмму…
У «писателя» отлегло на душе. Он даже проникся еще большим уважением к шефу: ну, терпеть не может халтуру человек в любом деле!
Остается загадкой, – резюмировал Виктор своё воспоминание, – а как бы на такую находчивость подчиненного среагировал сам Виктор Бойко?
ВСЕ ОНИ БАЛАМУТОВЫ
Еще один случай, связанный с Виктором Кудиновым, побудил заглянуть в далёкую и не очень историю, дабы отыскать там нечто подобное. И получился из этого почти научный трактат…
Знакомясь с фактами из биографий наших литературных светил, то и дело натыкаешься на имена людей, которые, соприкасаясь по разным поводам с классиками, тоже обрели известность. Даже те из них, кто всячески препятствовал творчеству и славе талантов, вставлял им палки в колеса. Ну, не парадокс ли? Кто бы, например, сегодня знал шефа жандармов Бенкендорфа, если бы в его послужном списке не было Пушкина?
И царю Всероссийскому Николаю I не нужна была известность, но и он решил примазаться к славе гениального поэта, повелев себе быть его личным цензором. На что Пушкин, помните, отреагировал предельно скромно: «Ваше Величество, а не слишком ли это для меня большая честь?»
Только благодаря нашему светочу Тарасу Шевченко мы знаем угнетателя-помещика Энгельгардта и царских сатрапов, которые, «очнувшись» от поэмы «Сон», сочли нужным по велению того же Николая I «забрить» поэта во солдаты без права писать и рисовать. А значит, жить!
Также неувядающей «славой» покрыли себя те, кто занимался доносами и преследованиями известных личностей уже советского периода. Днепровский журналист Игорь Маневич, например, откопал досье НКВД на Самуила Маршака, в котором приведены сыскные сведения о писателе. Читаем:
«Сама фамилия «Маршак» является аббревиатурой от «Наш учитель рав Аарон Шмуэль Кайдановер», так как родословная Маршака ведется от известного раввина и талмудиста, жившего в середине семнадцатого века. Несмотря на подобное обстоятельство, в каких-либо сектантских организациях, связанных с иудейской религией, «объект» замечен не был. Тем не менее, в 1907 году опубликовал сборник «Сиониды», навеянный сионистской тематикой. В последующие годы к ней не возвращался…»
Как видим, на тот момент ничего крамольного не обнаружено ни в творчестве, ни в биографии Самуила Яковлевича. Но обращает на себя внимание фамилия руководителя 7-го специального отдела НКВД, подписавшего досье, – Баламутов. Легко запоминается, особенно на фоне знаменитости.
Фамилию еще одного служаки вытащил Игорь на белый свет, рассказывая о преследованиях за свободомыслие нашего земляка, поэта Михаила Светлова. Капитан государственной безопасности В. Остроумов (фамилия-то какая!) в справке «для И.В. Сталина» писал:
«Светлов (Шейнкман) Михаил Аркадьевич, 1903 года рождения, исключен из ВЛКСМ как активный троцкист… В 1927 году входил в троцкистскую группу М.Голодного – Уткина – Меклера, вместе с которыми выпустил нелегальную троцкистскую газету «Коммунист», приуроченную к 7 ноября 1927 года. В этой газете были напечатаны контрреволюционные стихи Светлова «Баллада о свистунах» и друг[ие].Нелегальная типография, где была отпечатана эта газета, была организована на квартире у Светлова…
Антисоветские настроения М.Светлова резко обострились за последний год. По поводу репрессий в отношении врагов народа Светлов говорил: «Что творится? Ведь всех берут, буквально всех. Делается что-то страшное. Аресты приняли гиперболические размеры. Наркомы и заместители наркомов переселились на Лубянку. Но что смешно и трагично – это то, что мы ходим среди этих событий, ровно ничего не понимая. Зачем это, к чему?..».
В антисоветском духе Светлов высказывался и о процессе над участниками право-троцкистского блока: «Это не процесс, а организованные убийства, а чего, впрочем, можно от них ожидать? Коммунистической партии уже нет, она переродилась, ничего общего с пролетариатом она не имеет»…
Какая смелость, какая проницательность! Несмотря на такие убеждения, в интернете находим еще такой факт. Михаила Светлова во второй половине 20-х годов вызвали в органы и предложили стать… осведомителем. История не сохранила имени человека, который под благовидным предлогом, «во имя спасения революции» намеревался сделать поэта сексотом.
Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайны. Из ГПУ он прямиком направился в ресторан «Арагви», где сделал все, чтобы выйти оттуда на бровях.
– С той поры, — говорил Светлов, — мне ничего не оставалось делать, как поддерживать эту репутацию.
Главный ретроград и консерватор Советского Союза 80-х годов прошлого столетия, секретарь ЦК Компартии Михаил Суслов наложил табу на публикацию одной из басен Сергея Михалкова, начертав такое резюме:
«В своей басне Сергей Михалков пытается подвергнуть осмеянию руководителя, который зазнался, пренебрежительно относится к народу. Однако замысел С. Михалкова не получил правильного воплощения. В басне использована неуместная аллегория (руководитель — голова, простые люди — ноги). По сюжету басни, дурная Голова расхвасталась перед Ногами, что она управляет ими, что Ноги пойдут туда, куда она прикажет… Считаем, что рекомендовать басню С.Михалкова к печати в представленном виде нецелесообразно».
И кто бы сейчас знал, какого-то Суслова, если бы не его персональное табу на творчество не только одного известного писателя…
Теперь о случае с Виктором. Подчиняясь приподнятому настроению, однажды он написал такие строки:
Падают звезды, август в разгаре,
Костёр у воды разожгли рыбаки.
Радуясь свету, в глупом угаре
Летят на погибель к огню мотыльки.
Падают звезды и гаснут вдали,
Не достигая костра у реки.
И, не пробив оболочку земли,
Сгорают бесцельно, как мотыльки.
Виктор прочитал сей спич на городском литобъединении. И вдруг утром его вызывают в комитет глубокого бурения (КГБ) и задают вопрос: кого он имел в виду под мотыльками? Не используются ли в качестве аллегории звезд наши вожди или знаменитости?
– Просто изобразил природу, никакой задней мысли не было, — твердил автор.
Удержался Виктор от того, чтобы сказать, что именно у его собеседника нет иных мыслей, кроме задних.
К сожалению, фамилию чиновника в погонах Виктор запамятовал. Впрочем, как можно было забыть, если все они – Баламутовы?!
ЯЗЫК МОЙ…
Один высокопоставленный чиновник областного уровня в устной речи в совершенстве владел языком под названием «суржик». Если, например, говорил о Царичанке или одноименном районе, то вместо буквы «ц» произносил «ч» – Чаричанка. Город Днепродзержинск он иначе как Днепроздержинск не называл… И так далее.
Витя Кудинов, влекомый благородными побуждениями, обратился к «правой руке» большого человека, чтобы тот указал своему патрону на ошибки в произношении.
– Сам скажи! – в категорической форме отреагировала «правая рука» и тут же объяснила причину: – Я на лингвистической почве уже имел неприятности. Хватит!
Дотошный журналист стал допытываться: когда такое случилось, при каких обстоятельствах? Выяснилось, что у Витиного собеседника во время его службы в армии в командирах ходил старшина, который алюминиевые предметы называл не иначе как «люминевыми». А посуда, кстати, в армии тогда была исключительно из этого металла. Выходило – «люминевая» ложка, миска и т.п. Рядовой с фамилией на три буквы сделал однажды замечание старшине: мол, не «люминевая», а как надо. Полуофицер болезненно воспринял поправку: подумаешь, какой-то солдафончик будет делать ему замечание.
– Не твоего ума дело, понял?
Но и в следующий раз назвал посудину по-своему. Рядовой вновь не удержался:
– Не люминий…
– Заткнись, я тебе сказал! – последовала резолюция.
И все бы ничего, но старшина стал так придирчиво относиться к солдату, что тот постоянно получал наряды вне очереди: то подворотничок у него был не очень свежий, то пуговицу какую-то не застегнул, то ремень не туго затянут, то окурок мимо урны бросил…
Словом, зарекся солдатик на всю оставшуюся жизнь делать кому-либо замечания, связанные с правильным произношением слов.
ДВАЖДЫ РОЖДЕННЫЙ
В тот день Виктор, работавший уже завотделом газеты «Днепровская правда», затормозился дома – надо было закончить материал в номер. От бумаги отвлек телефонный звонок. Поднял трубку: «Слушаю!» А на другом конце провода – молчок. «Слушает Кудинов!» – уточнил Виктор. Звонивший, поиграв в молчанку, повесил трубку.
Виктор, ухватив за хвост потерянную мысль, продолжил писанину. Но через какое-то время вновь затрезвонил телефон.
– Слушаю! – раздраженно ответил Виктор.
На сей раз после паузы звонивший решил уточнить:
– Это Витя?
– Да-да!
– Кудинов Витя?
– Да-да, Толя! – узнал он по голосу звонившего.
– Я это… Хотел уточнить… Ты на работе будешь?
– Да, часам к двенадцати.
– Тогда, до встречи…
Прошло еще несколько минут – телефон вновь дал знать о себе. На сей раз звонила Люда Бабич, коллега из отдела культуры.
– Витя, это ты? – удивленно спрашивает.
– А кто же еще? – в тон ей отвечает.
– А я думала – жена трубку возьмет… Ты же, вроде, того…
– Чего «того»?
– Умер.
– Ну и шуточки у тебя, Бабич! До встречи! – раздраженно бросил трубку. Но призадумался: был чей-то молчаливый звонок. Плюс непонятный от Толи и прямолинейный от Людмилы… Неужто и впрямь хотели уточнить, когда похороны? Более того, во время «летучки» в газете «Зоря», где раньше работал Виктор, даже почтили его память вставанием. Но он еще об этом не знал.
Все встало на свои места, когда Виктор появился на работе. В вестибюле издательства на стене у лифта он увидел приклеенный скотчем лист ватмана с портретом седовласого мужчины в траурной рамочке и сообщением о том, что умер… Виктор Кудинов. И хотя это был работник типографии, но он так смахивал на своего тезку из редакции, что журналисты, впадая в шоковое состояние и не вникая в детали, мысленно хоронили коллегу. Даже когда он явился им на ясны очи, проявляли искреннюю радость: мужики обнимали его, а женщины целовали.
Жив Курилка!
И НА ПОМИНКАХ НЕ СКУЧАЛИ
На Крещение, 19 января 2018 года, Витя отметил 81 год со дня своего рождения. Поздравили, выпили за здоровье, а где-то в апреле его хватил инсульт. Уже начал выкарабкиваться, в какой-то из дней июня позвонил мне, чтобы сообщить радостную весть: самостоятельно доковылял до нужника!.. Вот ведь каким путем приходится возвращаться к жизни! А 29 числа того же месяца – звонок от Наташи, дочери Виктора: папа умер. Завтра в 10 часов похороны…
Отпевание. Погребение на Слобожанском кладбище рядом с женой Верой. Почти на шесть лет пережил ее. Поминки в кафе «Гостиничного двора SPL» – так он хотел, там поминали жену. Как водится, грустные тосты, пожелания вечного покоя ушедшему, воспоминания. И хотя о покойном человеке – либо хорошо, либо ничего, о Викторе нельзя было говорить без улыбки. Да, он был жизнелюб, в чем мы убедились, ознакомившись с только что прочитанным. А Володя Луценко вспомнил, как они во время турпоездки в более раскрепощенную по нравственным понятиям Венгрию решили сходить на порнофильм. Для советского человека это было той еще экзотикой! Да и в тургруппе наверняка находился человек из «Комитета Глубокого Бурения», который, если бы узнал о поступке этих туристов, доложил бы куда следует…
А охота, как известно, пуще неволи. Но кому брать билеты? Володя решительно заартачился: я, дескать, работник обкома партии, узнают – выгонят с треском, заклеймят позором. Каково будет перед женой, детьми?
Но любопытство не покидало высоконравственных советских людей. Выслушав аргументы сотоварища, Виктор решил сам броситься на амбразуру, которой в данном случае служила касса кинотеатра.
– Цвай билет! – смело произнес он.
– А вам на какой сеанс? – на чистом русском спросила кассирша.
Это несколько обескуражило Виктора, но, собрав волю в кулак, он назвал и фильм, и время сеанса…
Рассказав на поминках этот эпизод из многолетнего их общения, Владимир заключил:
– Вот таким был Виктор. Слава Богу, о нашем поступке никто не узнал, и только сейчас я могу о нем рассказать.
– Ну а фильм-то понравился? – не удержался кто-то из слушателей.
– Фильм был дрянь. Не стоило и рисковать.
На такой вот веселой нотке и попрощались мы с Виктором. Пусть ему икнется там, на небесах.
Александр ДАВЫДОВ